Лишь в редчайших случаях человек заранее готов к смерти близкого. Гораздо чаще горе настигает нас неожиданно. Что делать? Как реагировать? Рассказывает Михаил Хасьминский, руководитель православного Центра кризисной психологии при храме Воскресения Христова на Семеновской (г. Москва).
Через что мы проходим, переживая горе?
Когда умирает близкий человек, мы ощущаем, что связь с ним рвется — и это доставляет нам сильнейшую боль. Болит не голова, не рука, не печень, болит душа. И невозможно ничего сделать, чтобы эта боль раз — и прекратилась.
Часто скорбящий человек приходит ко мне на консультацию и говорит: «Уже две недели прошло, а я никак не могу прийти в себя». Но разве можно прийти в себя за две недели? Ведь после тяжелой операции мы не говорим: «Доктор, я уже десять минут лежу, и ничего еще не зажило». Мы понимаем: пройдет три дня, врач посмотрит, потом снимет швы, рана начнет заживать; но могут возникнуть осложнения, и какие-то этапы придется проходить снова. На все это может уйти несколько месяцев. А здесь речь не о телесной травме — а о душевной, чтобы ее излечить, обычно требуется около года или двух. И в этом процессе есть несколько последовательных стадий, перепрыгнуть через которые невозможно.
Какие это стадии? Первое — шок и отрицание, затем гнев и обида, торг, депрессия и, наконец, принятие (хотя важно понимать, что любое обозначение стадий — условное, и что у этих этапов нет четких границ). Некоторые проходят их гармонично и без задержек. Чаще всего это люди крепкой веры, у которых есть ясные ответы на вопросы, что такое смерть и что будет после нее. Вера помогает правильно пройти эти этапы, пережить их один за другим — и в итоге войти в стадию принятия.
А вот когда веры нет, смерть близкого человека может стать незаживающей раной. Например, человек может на протяжении полугода отрицать утрату, говорить: «Нет, я не верю, этого не могло случиться». Или «застрять» на гневе, который может быть направлен на врачей, которые «не спасли», на родственников, на Бога. Гнев может быть направлен и на самого себя и продуцировать чувство вины: я недолюбил, недосказал, не остановил вовремя — я негодяй, я виновен в его смерти. Таким чувством подолгу мучаются многие люди.
Однако, как правило, достаточно нескольких вопросов, чтобы человек разобрался со своим чувством вины. «Разве вы хотели смерти этого человека?» — «Нет, не хотел». — «В чем же тогда вы виновны?» — «Это я послал его в магазин, а если бы он туда не пошел, то не попал бы под машину». — «Хорошо, а если бы вам явился ангел и сказал: если ты пошлешь его в магазин, то этот человек умрет, как бы вы тогда себя повели?» — «Конечно, я бы тогда никуда его не послал». — «В чем же ваша вина? В том, что вы не знали будущего? В том, что вам не явился ангел? Но при чем тут вы?»
У некоторых людей сильнейшее чувство вины может возникнуть и просто из-за того, что прохождение упомянутых этапов у них затягивается. Друзья и коллеги не понимают, почему он так долго ходит мрачный, неразговорчивый. Ему и самому от этого неловко, но он ничего с собой сделать не может.
А у кого-то, наоборот, эти этапы могут буквально «пролететь», но спустя время травма, которую они не прожили, всплывает, и тогда, возможно, даже переживание смерти домашнего животного дастся такому человеку с большим трудом.
Ни одно горе не обходится без боли. Но одно дело, когда при этом ты веришь в Бога, и совсем другое, когда ни во что не веришь: тут одна травма может накладываться на другую — и так до бесконечности.
Поэтому мой совет людям, которые, предпочитают жить сегодняшним днем и откладывают главные жизненные вопросы на завтра: не ждите, когда они свалятся на вас, как снег на голову. Разберитесь с ними (и с самими собой) здесь и сейчас, ищите Бога — этот поиск поможет вам в момент расставания с близким человеком.
И еще: если чувствуете, что не справляетесь с потерей самостоятельно, если уже полтора-два года нет динамики в проживании горя, если есть чувство вины, или хроническая депрессия, или агрессия, обязательно обратитесь к специалисту — психологу, психотерапевту.
Не думать о смерти — это путь к неврозу
Николай Ярошенко. Похороны первенца. 1893
Недавно я анализировал, как много картин знаменитых художников посвящено теме смерти. Раньше художники брались за изображение горя, скорби именно потому, что смерть была вписана в культурный контекст. В современной культуре нет места смерти. О ней не говорят, потому что «это травмирует». В действительности же травмирует как раз обратное: отсутствие этой темы в поле нашего зрения.
Если в разговоре человек упоминает, что у него кто-то погиб, то ему отвечают: «Ой, извини. Наверное, тебе не хочется об этом говорить». А может быть, как раз наоборот, хочется! Хочется вспомнить об умершем, хочется сочувствия! Но от него в этот момент отстраняются, пытаются сменить тему, боясь огорчить, задеть. У молодой женщины умер муж, а близкие говорят: «Ну, не переживай, ты красивая, ты еще выйдешь замуж». Или сбегают как от чумной. Почему? Потому что сами боятся думать о смерти. Потому что не знают, что говорить. Потому что нет никаких навыков соболезнования.
Вот в чем главная проблема: современный человек боится думать и говорить о смерти. У него нет этого опыта, ему его не передали родители, а тем — их родители и бабушки, жившие в годы государственного атеизма. Потому сегодня многие не справляются с переживанием потери самостоятельно и нуждаются в профессиональной помощи. Например, бывает, что человек сидит прямо на могиле матери или даже там ночует. От чего возникает эта фрустрация? От непонимания, что произошло и что делать дальше. А на это наслаиваются всевозможные суеверия, и возникают острые, иногда суицидальные проблемы. К тому же, рядом часто оказываются также переживающие горе дети, и взрослые своим неадекватным поведением могут нанести им непоправимую душевную травму.
Но ведь соболезнование — это «совместная болезнь». А зачем болеть чужой болью, если твоя цель – чтобы тебе было хорошо здесь и сейчас? Зачем думать о собственной смерти, не лучше ли отогнать эти мысли заботами, что-нибудь себе купить, вкусно поесть, хорошо выпить? Страх того, что будет после смерти, и нежелание об этом думать включает в нас очень детскую защитную реакцию: все умрут, а я нет.
А между тем и рождение, и жизнь, и смерть — звенья одной цепи. И глупо это игнорировать. Хотя бы потому, что это — прямой путь к неврозу. Ведь когда мы столкнемся со смертью близкого человека, мы не справимся с этой потерей. Только изменив свое отношение к жизни, можно многое исправить внутри. Тогда и горе пережить будет намного легче.
Стирайте суеверия из своего сознания
Я знаю, что на почту «Фомы» приходят сотни вопросов о суевериях. «Протерли памятник на кладбище детской одеждой, что теперь будет?» «Можно ли поднять вещь, если уронил на кладбище?» «Уронила в гроб платочек, что делать?» «На похоронах упало кольцо, к чему этот знак?» «Можно ли вешать фото умерших родителей на стене?»
Начинается завешивание зеркал — ведь это, якобы, ворота в другой мир. Кто-то убежден, что сыну нельзя нести гроб матери, а то покойнице будет плохо. Какой абсурд, кому же как не родному сыну нести этот гроб?! Конечно, ни к Православию, ни к вере во Христа система мира, где случайно упавшая на кладбище перчатка являет собой некий знак, никакого отношения не имеет.
Думаю, это тоже от нежелания заглянуть внутрь себя и отвечать на действительно важные экзистенциальные вопросы.
Не все люди в храме являются экспертами по вопросам жизни и смерти
Для многих потеря близкого человека становится первым шагом на пути к Богу. Что делать? Куда бежать? Для многих ответ очевиден: в храм. Но важно помнить, что даже в состоянии шока надо отдавать себе отчет, зачем именно и к кому (или Кому) ты туда пришел. Прежде всего, конечно, к Богу. Но человеку, который пришел в храм впервые, который, может быть, не знает с чего начать, особенно важно встретить там проводника, который поможет разобраться во многих вопросах, не дающих ему покоя.
Этим проводником, конечно, должен бы стать священник. Но у него далеко не всегда есть время, у него часто весь день расписан буквально по минутам: службы, разъезды и много чего еще. И некоторые батюшки поручают общение с новопришедшими волонтерам, катехизаторам, психологам. Иногда эти функции частично выполняют даже свечники. Но надо понимать, что в церкви можно наткнуться на самых разных людей.
Это как если бы человек пришел в поликлинику, а гардеробщица ему сказала: «У тебя что болит-то?» — «Да, спина». — «Ну, давай я тебе расскажу, как лечиться. И литературу дам почитать».
В храме то же самое. И очень грустно, когда человек, который и так ранен потерей своего близкого, получает там дополнительную травму. Ведь, честно говоря, не каждый священник сумеет правильно выстроить общение с человеком в горе — он ведь не психолог. Да и не каждый психолог справится с этой задачей, у них, как и у врачей, есть специализация. Я, например, ни при каких обстоятельствах не возьмусь давать советы из области психиатрии или работать с алкозависимыми людьми.
Что уж говорить о тех, кто раздает непонятные советы и плодит суеверия! Часто это околоцерковные люди, которые в церковь не ходят, но заходят: ставят свечи, пишут записки, освящают куличи, — и все знакомые к ним обращаются как к экспертам, которые все знают о жизни и смерти.
Но с людьми, переживающими горе, надо говорить на особом языке. Общению с горюющими, травмированными людьми надо учиться, и к этому делу надо подходить серьезно и ответственно. На мой взгляд, в Церкви это должно быть целым серьезным направлением, ничуть не менее важным, чем помощь бездомным, тюремное или любое другое социальное служение.
Чего ни в коем случае нельзя делать — это проводить какие-то причинно-следственные связи. Никаких: «Бог ребенка забрал по твоим грехам»! Откуда вы знаете то, что одному только Богу известно? Такими словами горюющего человека можно травмировать очень и очень сильно.
И ни в коем случае нельзя экстраполировать свой личный опыт переживания смерти на других людей, это тоже большая ошибка.
Итак, если вы, столкнувшись с тяжелым потрясением, пришли в храм, будьте очень осторожны в выборе людей, к которым обращаетесь со сложными вопросами. И не стоит думать, что в церкви вам все что-то должны — ко мне на консультации нередко приходят люди, оскорбленные невниманием к ним в храме, но забывшие, что они не центр вселенной и окружающие не обязаны выполнять все их желания.
А вот сотрудникам и прихожанам храма, если к ним обращаются за помощью, не стоит строить из себя эксперта. Если вам хочется по-настоящему помочь человеку, тихонько возьмите его за руку, налейте ему горячего чая и просто выслушайте его. Ему от вас требуются не слова, а соучастие, сопереживание, соболезнование — то, что поможет шаг за шагом справиться с его трагедией.
Если умер наставник…
Часто люди теряются, когда лишаются человека, который был в их жизни учителем, наставником. Для кого-то это — мама или бабушка, для кого-то — совершенно сторонний человек, без мудрых советов и деятельной помощи которого сложно представить свою жизнь.
Когда такой человек умирает, многие оказываются в тупике: как жить дальше? На стадии шока такой вопрос вполне естественен. Но если его решение затягивается на несколько лет, это кажется мне просто эгоизмом: «мне был нужен этот человек, он мне помогал, теперь он умер, и я не знаю, как жить».
А может, теперь тебе надо помочь этому человеку? Может быть, теперь твоя душа должна потрудиться в молитве об усопшем, а твоя жизнь — стать воплощенной благодарностью за его воспитание и мудрые советы?
Если у взрослого человека ушел из жизни важный для него человек, который давал ему свое тепло, свое участие, то стоит вспомнить об этом и понять, что теперь ты, как заряженный аккумулятор, можешь это тепло раздавать другим. Ведь чем больше ты раздашь, чем больше созидания принесешь в этот мир — тем больше заслуга того умершего человека.
Если с тобой делились мудростью и теплом, зачем плакать, что теперь некому больше это делать? Начинай делиться сам — и ты получишь это тепло уже от других людей. И не думай постоянно о себе, потому что эгоизм — самый большой враг переживающего горе.
Если умерший был атеистом
На самом деле каждый во что-то верит. И если ты веришь в жизнь вечную, значит, ты понимаешь, что человек, провозглашавший себя атеистом, теперь, после смерти — такой же, как и ты. К великому сожалению, он осознал это слишком поздно, и твоя задача теперь — помочь ему своей молитвой.
Если ты был близок с ним, то в какой-то степени ты — продолжение этого человека. И от тебя теперь многое зависит.
Дети и горе
Это отдельная, очень большая и важная тема, ей посвящена моя статья «Возрастные особенности переживания горя». До трех лет ребенок вообще не понимает, что такое смерть. И только лет в десять начинает формироваться восприятие смерти, как у взрослого человека. Это надо обязательно учитывать. Кстати, об этом много говорил митрополит Сурожский Антоний (лично я считаю, что он был великим кризисным психологом и душепопечителем).
Многих родителей волнует вопрос, должны ли дети присутствовать на похоронах? Смотришь на картину Константина Маковского «Похороны ребенка» и думаешь: "сколько детей! Господи, зачем они там стоят, зачем на это смотрят?"
Константин Маковский. Похороны ребёнка в деревне. 1872
А почему бы им там не стоять, если взрослые им объясняли, что смерти бояться не нужно, что это — часть жизни? Раньше детям не кричали: «Ой, уйди, не смотри!» Ведь ребенок чувствует: если его так отстраняют, значит, происходит что-то жуткое. И тогда даже смерть домашней черепашки может обернуться для него психическим заболеванием.
А детей в те времена и прятать было некуда: если в деревне кто-то умирал, все шли с ним прощаться. Это естественно, когда дети присутствуют на отпевании, оплакивают, учатся реагировать на смерть, учатся делать что-то созидательное ради усопшего: молятся, помогают на поминках. И родители зачастую сами травмируют ребенка тем, что пытаются укрыть его от негативных эмоций. Некоторые начинают обманывать: «Папа уехал в командировку», и ребенок со временем начинает обижаться — сначала на папу за то, что не возвращается, а затем и на маму, ведь он чувствует, что она что-то не договаривает. А когда потом открывается правда… Я видел семьи, где ребенок уже просто не может общаться с матерью из-за такого обмана.
Меня поразила одна история: у девочки умер папа, и ее учительница — хороший педагог, православный человек — сказала детям, чтобы они не подходили к ней, потому что ей и так плохо. А ведь это значит, травмировать ребенка еще раз! Страшно, когда даже люди с педагогическим образованием, люди верующие не понимают детскую психологию.
Дети ничем не хуже взрослых, их внутренний мир ничуть не менее глубок. Конечно, в разговорах с ними надо учитывать возрастные аспекты восприятия смерти, но не надо прятать их от скорбей, от трудностей, от испытаний. Их надо готовить к жизни. Иначе они станут взрослыми, а справляться с потерями так и не научатся.
Что значит «пережить горе»
Полностью пережить горе — это значит превратить черную скорбь в светлую память. После операции остается шов. Но если он хорошо и аккуратно сделан, он уже не болит, не мешает, не тянет. Так и тут: шрам останется, мы никогда не сможем забыть о потере — но переживать ее мы будем уже не с болью, а с чувством благодарности к Богу и к умершему человеку за то, что он был в нашей жизни, и с надеждой на встречу в жизни будущего века.
Михаил Хасьминский
Подготовила Дарья Баринова
Источник: Фома.Ru